Прасковья
Они приехали в Петрозаводск из эвакуации почти сразу после освобождения его финнами, летом 44 –го года. Пустых домов было еще много, в комендатуре сказали искать жилье на окраине, и они двинулись на юг города по шоссейной дороге в сторону переезда. Однако у подводы сломалась ось и пришлось остановиться в бараке у «Цыганской горки» рядом с конторой «асинизаторов». Разгрузили нехитрый скарб, дед пошел регистрировать временную прописку, а ее отправили за дровами и шишками в лес. Через пол часа она прибежала из леса вся в слезах. «Мама! Там люди убитые лежат!»
«Где?»– спросила мать. «Там, в лесу!» - плача воскликнула дочь. Вместе с мамой они побежали в лес, буквально через 30 метров увидели первый скелет. Он полусидел, прислонившись к дереву, истлевшая кисть сжимала комок грязных тряпок (бинт, как потом выяснилось). По выцветшим ромбикам на форме они поняли, что это – командир. «Ишь ты! Видать перебинтовать себя хотел, сердешный!» - всплеснула руками мать, но тут же, будто спохватившись, развернулась к дочери и грозным тоном крикнула: «Чтоб ты сюда больше ни ногой! Шишки и дрова будешь собирать со стороны той самой этой «Цыганской» горки – поняла!» «Поняла.»-робко ответила дочь.
Школа, в которую стала ходить Прасковья, была недалеко, всего километрах в двух. Занятия еще шли, несмотря на то, что было лето – разновозрастным «детям войны» надо было как можно быстрее дать образование и отправить восстанавливать страну. Детей в классе пока было немного, не все еще вернулись из эвакуации. Когда соседка по парте узнала, где они остановились, то заговорщицки подмигнула ей и сказала, что есть разговор. После уроков к ней подошла группа старших пионеров и предложила участвовать в их Тимуровском отряде. «Только не болтай много. Ты живешь как раз там, где надо. У вас в сарае можно прятать вожжи и брезент, а то нам через весь город тащить…» «А что будем делать?» - робко спросила она. «Увидишь!» - хмуро ответили ребята.
Первый рейд был в субботу. «Мама! Мне с ребятами надо на субботник!» «Чтоб к обеду была!» - не выспрашивая подробностей, сухо сказала мать. – «Дел по дому куча, а она , вишь, с ребятами…Знаю я ваши субботники!» «Ну, что ты, мама!» - обиженно воскликнула Прасковья. «Иди, иди! К обеду только будь!» - смягчилась мать.
Но ни к обеду, ни к ужину Прасковье не удалось попасть домой…Она пришла домой только около 10 вечера, усталая, чумазая. «Где ты была? - накинулась на нее мать – где ты, дрянь, была?» Но дочь молчала. Ее глаза были полны слез…
В этот день они «подняли» 15 солдат. Останки их лежали в разных местах того леса. Один, на черепе которого еще была каска, лежал скорчившись под деревом. По всему было видно, что солдату было очень больно, когда он умирал. Двое были в окопе. Один сидел на дне окопа и продолжал обнимать своими костяшками голову, в которую попал то ли осколок, то ли пуля… Один скелет с обрывками формы даже висел на кустах. «Видать артобстрел был, вон все осины в наростах – осколками посекло» - сказал старшеклассник Вася. «Арьергард, наверно, накрыли, гранаты у этих и у тех на боевом взводе, да и гильз вон – куча.» - отозвался Сергей, командир их тимуровского отряда. «Видать, они тут уже в рукопашную собирались – эвон у тех, что в окопах, штыки примкнуты и лопатки саперные на бруствере торчат…» - задумчиво отозвался Василий.
«Прасковья, тащите с девчонками брезент, щас начнем относить их к дороге, к вечеру подводы с капитаном будут. «Чернопогонники» за солдатами приедут и за оружием»- обратился к ребятам Сергей.
Пионеры вшестером, зацепив вожжами бойца, втаскивали его вожжами на расстеленный на земле брезент и уже потом относили к дороге, выходящей на Цыганскую горку в районе переезда. К вечеру приехали «чернопогонники». «А где хоронить будете?» - спросил у пожилого капитана Василий. «А где положено, там и похороним. – Уклончиво ответил капитан, задумчиво осматривая ребят. «Вы оружие все сдали? Проверять не надо? – с деланной угрозой в голосе обратился он к ребятам. «Что вы, тов. Капитан, мы же пионеры!» - возмутились ребята. «А медальоны где?» «Ой, совсем забыли!» - и Сергей протянул сверток. «У двоих ничего не нашли, а остальные все и на тех, кого в прошлую субботу поднимали и на этих 13.» «Хорошо!- тихо сказал капитан и, поправив портупею, уже громко отчеканил: «Товарищи пионеры! От лица Советской власти объявляю вам благодарность!» «Служу Советскому Союзу!» - грянул нестройный хор разновозрастных ребятишек с воздетыми в пионером приветствии руками.
Капитан сидел на низенькой табуреточке и курил в печку, задумчиво помешивая угли и…остатки сгоревших эбонитовых трубочек – смертных медальонов. В комнате никого не было. От начальства был негласный приказ, тайком уничтожать смертные медальоны. Страна загибалась в дикой напруге, восстанавливала после войны народное хозяйство, и платить вдовам их крохотную пенсию за найденных «пропавших без вести» своих солдат, которых по стране набиралось сотни тысяч, она не могла. Поэтому он их просто сжигал, эти эбонитовые цилиндрики – чей-то муж, чей-то отец…Никто никогда не узнает…что они были НАСТОЯЩИМИ героями…
Но, рискуя собой, пожилому капитану все же удалось сохранить до 57-го года 150 туго свернутых в трубочки пожелтевших бумажек – содержимое тех, уничтоженных им медальонов. Перед смертью он передал их внуку…Хорошо, что капитан не узнал, что и после 57-го года эти бумажки были никому не нужны…